– Я его за воробьём пустил, – пояснил дядя, – сейчас вернётся.

Шукурали-ака,  улыбаясь, поглаживал усы, будто готовился показать племяннику интереснейшее зрелище.

Через некоторое время в небе показался балабан и быстро закружился над двором. Слегка взмахивая крыльями, он словно плыл в воздухе, иногда дотягиваясь изогнутым клювом до когтистых лап и что-то поклёвывая.

Шукурали-ака тряхнул привязанным к рукавицам бронзовым колокольчиком.

– Это колокольчик для напоминания, – улыбнулся он, заметив на лице у Шавката недоумение. – Он иной раз, проголодавшись, добычу в воздухе поедает, так я ему звоню, напоминаю, что нельзя так делать. Слушается.

И правда, услышав звук колокольчика, балабан камнем бросился вниз и через мгновение сел на руку хозяина. На земле лежал обезглавленный, в крови, воробей. Балабан, беспокойно взмахивая крыльями, поглядывал то на добычу, то на хозяина, словно ожидая новой команды лететь.

– Проголодался, бедняга, – сказал Шукурали-ака. – За праздничными хлопотами совсем я о нём позабыл. Подай-ка ты ему этого воробья.

Шавкат обрадовался, решив, что дядя хочет приучить птицу к нему. Стало быть, подарить собирается. Подняв с земли воробья, он протянул его балабану, голодный хищник набросился на свою жертву и двумя клевками уничтожил её. Шавкат едва успел отдернуть руку.

– Не наелся, – сказал дядя. – На добавку мышей дадим ему. Сбегай-ка в кладовку, проверь мышеловки.

«Неужели такая удиви­тельная, прекрасная птица может есть простых мы­шей?» – думал Шавкат, направляясь в кладовку, ему виделось в этом что-то недостойное. Такие гордые, величественные создания должны добывать себе пищу сами высоко в небе или на утопающих в облаках горных вершинах.

Глядя, как голодный хищник пожирает мышей, он почувствовал отвращение и отошёл в сторону. Потом, когда балабан закончил есть, вернулся, налил в жестяную банку из-под консервов воды, старательно вычистил клетку.

Шукурали-ака заметил, что племянник в восторге от птицы, готов возиться с ней без конца и, не колеблясь, сделал ему этот щедрый подарок.

В жизни Шавката началась совершенно новая пора. В ней появился особый смысл, настоящее дело. Каждый прожитый им день дарил огромное наслаждение. Где бы он теперь ни был, что бы ни делал, мысли его были об одном – о балабане. Отправляясь в школу, он снова и снова наказы­вал матери смотреть за птицей, а в классе с нетерпением ждал последнего звонка. Одним словом, учёбу запустил так, что встревоженной классной руководительнице пришлось вызывать в школу отца. Прильнув к замочной скважине, Шавкат слышал их разговор.

– Мне кажется, вы допускаете ошибку, позволяя сыну столько внимания уделять птице, – сказала учительница.

– Что-нибудь случилось?

– Шавкат ни о чём, кроме своей птицы, не думает, учёбу запустил. И других ребят заразил. Они теперь после школы не по домам расходятся, а к нему бегут – птицу смотреть. Что дальше будет, не знаю... – небольшого роста, кругленькая смуглолицая учительница беспомощно развела руками.

– В том, что вы говорите, конечно, есть резон, – тяжело вздохнув, сказал отец. – Только ведь детская душа – штука нежная, вы это лучше меня знаете. Отказывать им трудно. И потом... эта птица ведь тоже дар природы. Хоть и живём мы в кишлаке, а дети наши, кроме горлинки, жаворонка да воробья, никаких других птиц не знают. А ведь раньше в этих местах кеклики, утки, даже фазаны водились. Где они теперь? Если и дальше так пойдёт, как бы нам с вами не пришлось детей в зоопарк возить, чтобы этих оставшихся птиц им показывать. Я, конечно, поговорю с сыном. Если птица и впрямь мешает ему учиться, что-нибудь предпримем.

Несколько дней Шавкат ходил сам не свой, боялся, как бы отец не отвёз балабана к дяде. Даже когда ребята на улицу звали играть – не выходил. А ведь ещё совсем недавно он сажал птицу на руку, ходил среди ребят в героях. Они окружали его со всех сторон, и он чувствовал себя отважным дрессировщиком.

– Шавкат, а твоя птица мышей тоже ест? – спрашивали ребята.

– Ест, – отвечал Шавкат, хотя он терпеть не мог этого вопроса.

– Тогда дай его нам, пусть и наших мышей поест. Ха-ха-ха!..

– Нет уж, неси их сюда, он здесь есть будет.

Однако всё это были только шутки. На самом же деле, что может быть лучше, чем разделённая с друзьями радость? Неужели ему придётся лишиться этого удовольствия?.. Отец почему-то молчал. Скорей бы уж сказал – и делу конец. А может, он задумал сам извести птицу потихоньку? Если он так сделает, Шавкат этого не вынесет, к дяде убежит!