Хусумат постукивал когтями по новенькой Бахтишкиной обуви. Коварные планы рождались в голове злого ворона. С притворной нежностью обращался он к воображаемому врагу:

– Свет очей моих! Как же ты без кроссовок по острым камням из пещеры выбирался да по горным тропкам шагал? Натерпелся, бедняжка. Верну тебе, дорогой, твои скороходы – всю жизнь меня помнить будешь.

Потом подцепил клювом едва заметное пёрышко (крупные перья называли его презрительно «Эй, мелюзги навей!»), захлопал крыльями – появились птички размером с муравья:

– Крошки воронята! Проникните в тайный ход, по которому Бахтиёр из западни вырвался. Кровь его до последней капельки соберите.

Сам полетел к камню, где дремала старая кобра:

– Сестрица, а сестрица! Не пора ли ядом поделиться?

– Вшё штихами говоришь, шутник. Однако не до шмеха тебе,  – зашипела змея. – Шнова  мальчишка нашолил? Оштавь уже его, угомониш-ш-шь.

С какой бы радостью ворон расклевал ненавистный капюшон, вздумавший его, мудрейшего и сильнейшего, учить, однако пришлось смириться:

– Слыхал я,  люди волосы масками питают. Решил  перышки волшебные порадовать. На непогоду ноют, а я готовлю грозу великую. Только перья у меня особенные: им людскими снадобьями не поможешь. Яду бы мне.

– Пожалуйшта! Только ошторожнее. Лишнего намажешь – оцепенеешь! Неши шеребряный ковш.

Хусумату этого и надо. Летит за ковшиком в пещеру и выводит на все лады: «Оцепенеешь, оцепенеешь, оцепенеешь!».

Щедро оделила его кобра, а к тому времени и крошки воронята приказание выполнили: все камешки в пещере оскоблили. Принялся ворон за дело. Из камня зла искры высек, поджёг пучок сухого дурмана, на нём яд с кровью мальчишки смешал, обмакнул в него перо жгучей ненависти – и давай перед колдуньиними зеркалами разбрызгивать. Разлетелись по залу тысячи шариков величиной с просяное зернышко. С победным карканьем сгрёб их Хусумат, распростёр над ними крылья:

Ты, волшебное зерно, погубить врага должно.

Был он дерзким мальчуганом – превратится в истуканов.

И увидят наши горы много тысяч Бахтиёров,

Неподвижных и немых, – не собрать вовеки их.

Случись кому послушать пение ворона, никто бы ничего не понял. Хусумат же задумал невиданное: с помощью ядовитых шариков отнять жизнь у Бахтишки. Да не просто отнять – по горам рассеять, чтобы людей в страхе держать, а ему, злодею, о величии напоминать.

Прочитал ворон заклинание – за кроссовки принялся. Воронята шнурки на ниточки расплели, погрузили в  зелье. Стали они словно паутинки. Тонкие, но крепкие – не разорвать.  Хусумату того и надо. Принялся летать взад-вперёд да зигзагами – весь кишлак хитрым невидимым узором покрыл. Затем на когти кроссовки примерил.
Со страшным шёпотом, от которого даже горы, привыкшие к громкому карканью, содрогнулись. «Быть беде! – переговаривались между собой камни. – Погубит колдун мальчишку».

...Бахтиёру страшный сон приснился: будто и не ноги у него вовсе, а огромные птичьи когти и кто-то чёрный его за ниточку дёргает, своей воле подчиняет. Проснулся – ступни огнём горят. Едва жжение утихло – глаза налились свинцовой тяжестью. Зазвучала над крышей зловещая колыбельная:

Спи, мой мальчик, засыпай,

Волю мне свою отдай.

Сам ни шагу не шагнёшь.

Мне на радость пропадёшь.

Утром мальчишка подняться не может. Ноги к курпаче прилипли. Ни двинуть, ни пошевелить. Ни мази, ни отвары тётушки Мехри не помогают. Врач в недоумении: неизвестная болезнь. Мохира-искусница по тайным тропам к Арче-момо сбегала. Та  посмотрела в родниковое зеркальце и сказала: «Здесь без козней Хусумата не обошлось. Как хвастать своей силой начнёт, так и поймём, что делать нужно».

Ворон победу празднует: «То ли ещё будет! Он у меня попляшет, ой как попляшет». А сам на Бахтиёра невидимую паутину набрасывает. Ещё придумал на крыле безволия кроссовки подбрасывать, как будто волан на ракетке. Только начнет свою чёрную игру – мальчишка до потолка взлетает. Вторую игру «рыбалкой» назвал. Сквозь крышу в дом проникают стальные паутинки с ядовитыми шариками на крючке и вонзаются в Бахтиёра, больно раня.  И летят потом над горами крошечные неподвижные человечки.

Тает мальчишка на глазах. Даже восьмиконечная звёздочка не светится: лучи вороново отравленное варево закрыло. По всему телу язвы. Доктора и табибы руками разводят, только от горных трав боль  чуть-чуть утихает. Бахтишка и разговаривать не может. Пытается что-то глазами объяснить, но никто его не понимает.

Проснулась как-то Саодат: нет сына, словно и не бывало. С гор в окно чёрный свиток влетел. Огненными буквами на нём условия квеста написаны. Решил Хусумат позабавиться. Предложил друзьям Бахтиёра отыскать в горах тысячи его крохотных оцепеневших копий, если хотят батыра в кишлак вернуть:

– Бегите, жалкие людишки, складывайте своего героя! Но запомните: хоть одну часть не отыщете, не видать вам его как своих ушей.

Снова поспешила Мохира к Арче-момо, та потрясла над девочкой пахучими ветвями, уронила несколько раскрывшихся шишечек:

– Возьми их. Прежде чем заколдованных человечков искать, волшебников из ядовитого плена освободи. Без их помощи Бахтиёра не спасти. Родниковое зеркальце подсказало, как это сделать. Возьми семизут (портулак) и тирнокгуль (ноготки), смешай с горным мёдом, освещённым первым рассветным лучом. Мазью натрёшь звёздочку. Только прежде к каждому лучику подбери подходящий отросток моих шишечек. И запомни: горный мёд должна тебе дать сама царица диких пчёл Асаль. Иначе ничего не получится. А найти пчёл нелегко. Мало их осталось на свете.

Продолжение следует...